— Слушаюсь, — ответил Сережка, засовывая пистолет и обойму во внутренний карман ватника.
ни
Мальчик хотел было повернуться и выйти из землянки, но начальник штаба задержал его: он протянул руку и крепко пожал Сережкину, а командир шагнул к нему, обнял парнишку, прижал к груди и по-отечески сказал:
— Ты должен пройти, Сережка. Пакет получишь завтра. А теперь ступай, но прежде зайди к тете Даше, она накормит тебя.
Когда Сережка ушел, Андрюхин сказал, обращаясь к Сергееву:
— Пока светло, пошли своих ребят, пусть быстро подготовят надежное укрытие. Самое подходящее место — это за боевым охранением, перед лощиной. Баутина возьми с собой, чтоб не плутал ночью.
На кухне Сережка поел горячей пшенной каши, в которую повариха добавила ложку постного масла, выпил кружку подслащенного чая и вернулся в землянку своего взвода. Сдав карабин командиру, Сережка сразу лег спать, как было приказано. Часа за полтора до рассвета его разбудил Баутин.
Сережка поднялся с нар, зевнул и зябко поежился. Он тут же вспомнил про особое задание, и сонливость его сняло как рукой. Он проверил, на месте ли пистолет, обул валенки и надел ватник.
Баутин налил ему кружку горячего чая и поставил на стол котелок с кашей.
— Подзаправься, — сказал командир. — Тебе долго на холоде быть придется.
Быстро покончив с едой, Сережка встал.
— Я готов, — сказал он, пряча в карманы две ручные гранаты.
Баутин внимательно оглядел его.
— Ничего не забыл? Всё при тебе?
— Так точно!
— Добро. Тогда пошли к командиру отряда.
Снаружи было темно и холодно. В отдалении то тут, то там взлетали немецкие осветительные ракеты, и пока они горели, дежурные пулеметчики карателей начинали бить в сторону партизан. И это было совсем небезопасно: шальные пули залетали и в лагерь.
Вручая пакет Сережке, Андрюхин напомнил:
— Мы все надеемся на тебя, боец Корнилов.
— Все помню в точности, товарищ командир.
— Тогда выполняй приказ.
Баутин и Сережа вышли из землянки и тут встретили Шуру Чувашову.
— А я вас ищу. Командир с вечера наказал проводить Сережку.
— А он как штык, всегда готов. Сам проснулся, — пошутил Баутин.
— Молодец, — ответила Шура. — Как настроение, Корнилов? Что-то ты легко оделся, в одной телогрейке?
— Ничего. Не замерзнет. Я для него полушубок прихватил, — сказал Баутин.
— Зачем он мне, — возразил Сережка.
— А затем, в нем тебе теплее будет. Только ты его с собой не бери. Оставь на месте, когда к нашим пойдешь.
— Ладно.
— Теперь, кажется, все, — Баутин тронул Сережку за плечо. — Не будем терять время. А то скоро светать станет.
Молча они втроем направились от партизанской базы в сторону реки через густой лес.
Прошло не более получаса, когда они достигли боевого охранения, занимавшего позицию на бугре. В широком окопе пулеметного расчета передохнули и снова двинулись в путь.
Утопая в глубоком снегу, Баутин первым торил тропу. Сережка шел следом, за ним Шура; она несла две лопатки.
Наконец они вышли к лощине, по низу которой подо льдом текла лесная речушка. Свернули в сторону и остановились около большой накренившейся ели, под которой еще с вечера была приготовлена и тщательно замаскирована снегом нора.
Указывая на нее, Баутин шепнул:
— Вот здесь схоронишься.
Сережка присел на корточки и заглянул в темный лаз.
— Сойдет, — тоже шепотом ответил Сережка. — Ну так я, пожалуй, полезу.
— Постой, — сказала Шура. Она шагнула к Сережке, наклонилась, прижалась щекой к его щеке, поцеловала.
— Ты береги себя, Сереженька.
— Ладно, сам знаю. Не маленький, — недовольно буркнул Сережка.
Баутин кинул в пещерку тулуп.
— Укройся потеплее. Ну как там, не холодно?
— Нисколечко. В такой берлоге всю зиму зимовать можно.
Ну давай. Сиди да помалкивай. Сейчас мы тебя снаружи снегом закидаем и уйдем.
Шура, наклонясь к лазу, шепнула:
— Вроде метель поднимается.
— А мне-то что? — отозвался Сережка.
— Да это же хорошо. К утру все следы заметет. Держи-ка вот лопатку. Быстрей откопаешься.
— А как же вы? — отозвался Сережка и, нащупав в темноте деревянную рукоятку, положил лопатку подле себя.
— Одной обойдемся.
— Вы особенно много снегу не накидывайте, а то вдруг я ничего не услышу.
— Хорошо, — отозвалась Шура. — Счастливо тебе, Сереженька.
— Ну, Сережка, будь, — шепнул Баутин и торопливо стал закидывать снегом лаз в нору.
Закидав его и похлопав лопатой, он припорошил сверху для незаметности рыхлым снегом, чтобы совсем ничего не было приметно со стороны.
Внутри снежной берлоги — тьма-тьмущая. Жутко Сережке оттого, что глаза ничего не видят, один ледяной холод вокруг. И тишина такая, точно сидишь под водой. Не слышно никаких звуков: ни шума ветра, ни скрипа деревьев.
Сережка ощупал снежные стенки — они оказались плотные и очень холодные, под собой нашарил толстый слой елового лапника. Он воткнул лопатку рядом с тем местом, где был лаз, укутался в полушубок и прилег поудобнее, но тут же поднялся, боясь заснуть.
Сережка сел, поджав под себя ноги, и взглянул на светящийся циферблат часов — зеленые стрелки показывали пять.
«Ух ты! Время как идет, — удивился он. — Больше часа прошло, как вышли с базы. Скоро рассветет. А может, уже рассвело?»
Сережка замер, прислушался. Было так тихо, что казалось, будто нет ничего живого вокруг. Мальчик вздохнул.
«А Шура и Баутин, наверно, уже вернулись в отряд, — подумал он, — доложили обо всем командиру и пошли досыпать. Да нет, спать они теперь не станут. Шура, наверно, на кухню ушла, к тете Даше, о чем-то говорят…»