Красные тюльпаны - Страница 46

В магазине Сережа долго присматривался к товарам и, посоветовавшись с Полетайкиным и девочкой, выбрал голубой полушерстяной материал. Став к кассе, он распахнул борт шинельки и новенький орден на его груди сверкнул ярким рубиновым огоньком.

«Ах вон оно что!.. Теперь мне понятно, — догадалась девочка. — Вот зачем ему в Кремль надо было». И она с восхищением посмотрела на Сережу.

Когда они вышли из универмага на улицу, Люся сказала:

— Ты, оказывается, герой!

— Да нет. Обыкновенный, — ответил Сережа.

Возле метро, прощаясь, девочка спросила:

— А почему ты тогда сразу не сказал, что в Кремль орден идешь получать?.

Сережу смутил ее вопрос, но он тут же ответил:

— Я и сам не верил, что меня для этого в Кремль вызвали.

— Поздравляю тебя, — ответила девочка и протянула ему свою узкую ладошку. — Ты опять на фронт поедешь?

— Не знаю. Как командование прикажет. Сегодня к себе в Калинин уезжаем.

Сережа по-военному козырнул девочке, быстро повернулся и вместе с Полетайкиным шагнул к дверям метро.

Поезд в Калинин отходил вечером. Изучив расписание, Полетайкин пошел покупать билеты, а Сережа направился в зал ожидания. Отыскав свободное место, он откинулся к высокой спинке, закрыл глаза и сразу заснул. Сколько спал, Сережа не знал, и, может быть, не скоро бы проснулся, если бы не почувствовал на своем плече чью-то руку: кто-то требовательно тряс его. Сережа поморщился, мотнул головой и открыл глаза — перед ним стоял незнакомый офицер и два солдата. Сережа поправил шапку, встал. Перед ним стоял капитан с повязкой на рукаве — патруль.

Капитан молча и недоверчиво оглядел мальчика, покосился на ладно пригнанную шинельку, подпоясанную солдатским ремнем, на шапку со звездочкой, потребовал документы.

— Комендантский патруль. Прошу предъявить документы.

— Есть! — ответил Сережа. Он достал документы и вместе с удостоверением личности и командировочным предписанием протянул капитану орденскую книжку.

Офицер внимательно просмотрел документы, вернул их Сереже и, улыбаясь, поднес руку к фуражке:

— Ваш поезд, товарищ боец, отправляется в девятнадцать сорок. Не опоздайте, Корнилов, — и добавил — Счастливого пути вам, Сергей Михайлович.

— Спасибо, товарищ капитан, — ответил Сережа.

Наконец вернулся Полетайкин.

— Так, билеты в кармане, — сказал он. — У нас с тобой остается два дня в запасе, дома успеем побывать.

— Вот здорово! — обрадовался Сережка.

— Только чтобы не опаздывать, — предупредил Полетайкин. — Понял?

В Нелидово поезд прибыл утром. На попутной машине Сережка выехал в Вышегоры. Полетайкин — в свою деревню Ивановку. Расставаясь, они договорились встретиться через день, чтобы вернуться в отряд, который в то время находился на отдыхе.

Сердце замирало у Сережки, когда шел он по деревенской улице к своему дому. Шел неторопливо, как взрослый, хотя порой хотелось ему припустить бегом, чтобы поскорей увидеть и обрадовать мать, по которой очень соскучился.

Он глядел по сторонам и видел во многих окнах лица знакомых людей, в основном женщин, стариков, ребятишек, замечал их удивленные взгляды, видимо, жители не узнавали его в ладно пригнанной шинели и оттого долго и с любопытством глядели вслед.

Когда он свернул к своему дому, женщины из уст в уста передали по деревне новость: «Сережка Корнилов заявился».

Мать тоже сперва не узнала его, удивленно посмотрела на мальчонку в военном, а когда до ее сознания дошло, что это Сережка, она, охнув, кинулась ему навстречу, крепко прижала к груди и принялась целовать, обливаясь слезами.

— Прибыл-таки! Родненький, Сергушка. Ох, наплакалась я по тебе, дорогой мой.

Мать все еще не отпускала от себя сына, а в избу один за одним входили люди. Они заполнили горницу, заговорили, на радостях перебивая друг друга.

— Что же ты его, Никаноровна, приклеила к себе. Дай и нам поглядеть на него. Мать краем платка вытерла слезы, заспешила было к печке, но соседка остановила ее.

— Ты уж, Никаноровна, посиди лучше с сынком. Побеседуй, а я за тебя похлопочу: картошки сварю и чай согрею.

Женщины, принесшие понемногу чего у кого было: огурцов, картошки, капустки, выложили все на стол, захлопотали, готовя ужин.

Сережка между тем развязал свой вещмешок, вынул банку консервов, немного сахару, буханку хлеба. Достав сверток, подал матери:

— Это, мама, подарок тебе от меня. В Москве купил.

Мать развернула сверток, увидела материал, прижала к щеке.

— Спасибо, сыночек.

Женщины тоже стали щупать, рассматривать ткань на свету.

— Молодец у тебя сын, Никаноровна. Хозяйственный. Хорошую материю купил.

Сережка снял шинель, повесил на гвоздик, и когда присел к столу, все собравшиеся разом притихли, с удивлением глядели на орден, а соседка, всплеснув руками, сквозь слезы выдохнула:

— Никаноровна, праздник-то какой у тебя! Какой сын-то! Одно слово — герой. Порадовал. От всей деревни поздравляем тебя, Сереженька.

Сережка смутился и только мог выговорить:

— Спасибо.

Потом все сидели за столом, пили чай и расспрашивали Сережку, как он воевал в отряде, интересовались командирами и, конечно, поездкой в Москву, встречей с Калининым. Сережка неторопливо рассказывал обо всем, а мать, сидя рядом, не спускала с него глаз и все время думала о другом сыне, о Петре. Она давно уже знала, что он погиб, но хотела услышать как это случилось, однако все боялась растревожить себя расспросами.

А он сам, рассказывая о боевых действиях отряда и о погибших товарищах, упомянул о брате.