Красные тюльпаны - Страница 9

Долго не мог заснуть Сережка, пока не согрелся под боком у матери.

Еще не светало, когда Екатерина Никаноровна сквозь чуткую полудрему уловила еле слышимые чьи-то шаги возле сарая. Она выглянула во двор и увидела темную фигуру человека.

Он крадучись шел вдоль стены. Что-то очень знакомое было в этой фигуре. Она пригляделась и узнала Петра. Сердце от неожиданности екнуло в груди. Она шепотом позвала сына:

— Петя.

Человек замер, оглянулся.

— Иди сюда, — шепнула мать и махнула ему рукой.

Петр поднялся на сеновал, оставив дверь приоткрытой, чтобы был виден весь двор.

— Здравствуй, мама, — Петр ощупью пробрался к ней. — И Сережка тут? Почему вы в сарае, холодно ведь?

— В избе-то эти ироды спят, а нас выгнали.

Они говорили тихо, и все же Сережка уловил разговор, проснулся. Он приподнялся, потер глаза и удивленно взглянул на брата.

— Петька, ты?

— Тихо, Cepera, — ответил Петр.

— А у нас немцы.

— Знаю.

— Ты надолго?

— Скоро уйду. По делу забежал.

Мать отдала ему картошку, огурец и кусок хлеба. Петр рассовал еду по карманам, помолчав, сказал:

— Ты вот что, Сергунь. Утром сбегай к конюху дяде Макару и передай ему вот это.

Петр вынул из-под подкладки пиджака маленький свернутый вчетверо листочек и отдал брату. Сережка спрятал его в потайной карманчик брюк.

— Я мигом слетаю, — обрадованно шепнул Сережка. — И никто не заметит.

— Ну вот и хорошо, — сказал Петр и, обращаясь к матери, добавил: — Ты, мама, отпусти его. Надо.

— Пусть идет, — вздохнула мать. — Раз надо так надо… Сам-то устал? Отдохни чуток.

— Нельзя.

— Поспи. Я покараулю.

— Ну разве самую малость. Мне затемно надо выйти.

— Петь, — шепнул Сережка.

— Чего?

— Дай автомат подержать.

— Не выдумывай.

— Петь, ну пожалуйста. Очень прошу тебя. Я ни до чего дотрагиваться не буду.

— А вдруг стрельнешь?

— Да что я маленький, что ли. Я ведь на курок нажимать не буду. Дай, Петь, ну хоть немножечко посмотреть на него. Ну пожалуйста.

До того настойчиво просил Сережка, ласкаясь к брату, что Петру трудно было отказать. В тишине что-то металлически щелкнуло.

— Ну ладно. На, подержи, — сказал Петр и протянул автомат брату.

— Вот спасибо-то! — радостно прошептал Сережка, почувствовав в руках весомую тяжесть автомата. — Я с ним у двери посижу. Покараулю.

— Не давай, Петр, — возразила мать. — А ну как стрельнет.

— Не стрельнет, — успокоил Петр. — Я его, мать, на предохранитель поставил.

Когда брат прилег, Сережка сел у двери, положив автомат на колени, стал поглаживать ствол, круглую коробку с патронами и деревянную ложу. Он воображал себя тоже партизаном.

Не прошло и получаса, как Петр поднялся. Зябко поеживаясь и зевая, стал переобуваться.

— Ты чего так скоро? — спросила Екатерина Никаноровна.

— Пора мне, мама. А тебя прошу передать нашему председателю Дмитрию Стефановичу Гордееву — пусть не ездит к немцам в комендатуру, в город Белый. Скажи ему, что так приказал командир.

— Хорошо, — ответила мать и добавила: — Будь осторожнее, Петя. А еще привет там передавай своим товарищам.

— Ладно. Обязательно передам.

Петр встал, поцеловал мать в щеку, поерошил Сережкины волосы и спустился с сеновала. Вскоре его коренастая фигура скрылась в серой мгле за огородами.

Первый бой

Не много времени понадобилось Андрюхину и назначенному им комиссару Гордееву собрать по окрестным деревням и селам группу из тридцати добровольцев, которая впоследствии стала ядром партизанского отряда имени Щорса.

Когда предварительная работа по организации была закончена, командир и комиссар рано утром вызвали через связных подобранных людей на центральную усадьбу Оленинского лесничества, раздали оружие и боеприпасы, назначили командиров. Было это 29 декабря 1941 года.

Народ в отряд пришел серьезный, в основном те, кто до войны уже успел отслужить действительную, и которых военкомат по возрасту не призвал в армию в первые месяцы войны. Немало было молодежи допризывного возраста.

Большинство людей комиссар Гордеев знал лично и был уверен в них. О каждом бойце он рассказывал Андрюхину обстоятельно и без прикрас.

На широкой поляне около кордона лесника партизаны выстроились повзводно, приняли боевую присягу и сразу же ушли в район базирования, в самую глубину оленинских лесов, обведенных на командирской карте химическим карандашом.

Здесь, на месте, партизаны сразу приступили к постройке землянок.

Трое партизан — Полетайкин, Галактионов и Веселов — по приказу командира отправились в разных направлениях от базы в разведку, а двое — Петр Корнилов и Сергей Скворцов — на санях-розвальнях уехали в село Антипино с поручением добыть кирпич, бочки из-под горючего и листового железа, чтобы потом из всего этого смастерить печки и трубы к ним.

В первый день партизаны кирками и ломами долбили мерзлую землю на краю поляны под соснами, ночью спали в шалашах из елового лапника. Только на второй день вырыли в песчаном грунте три траншеи, связали в них бревенчатые стены, сколотили в два ряда нары и, перекрыв землянки бревнами, засыпали их и замаскировали сверху снегом.

Нары устлали сеном, от которого землянки наполнились пряным духом прошедшего лета.

Спать партизаны легли поздно. Устав за день, заснули глубоким и крепким сном. Снаружи остался лишь часовой.

После полуночи вернулись посыльные на санях. Они доложили командиру о выполненном поручении, и, кроме того, рассказали, что успели разведать у местного населения о немцах, остановившихся ночевать в селе Антипино.